Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 18
— Раз на раз не приходится, ты же знаешь, — пожал плечами Курилин, утешая приятеля. — Бывают и пустые дни, как же без них. А ты, Антоха, молодец, — повернулся он к Гущину. — Вон, Витек говорит, что все схватываешь на лету.
— Правильно, — промычал Богданов, вливая в себя залпом одну третью часть пива.
— А это дорогого стоит, парень. Тут ведь у нас как. Не тупая физическая сила в нашем ремесле нужна. Когда-то — вон, Витек не даст соврать — щипачи были элитой криминального мира. Тут нужны и ловкие пальцы, и зверская интуиция, и находчивость. А артистизм. Ага-ага! Хороший карманник — это чувак от бога. Хороший карманник — всегда отличный актер. Правильно я говорю, Витек?
— В натуре, — промычал Богданов и влил в себя залпом вторую треть.
— Вот. А значит, что? Значит, и мы не должны им уступать. Когда наш отдел, антищипачей, только создали, у нас конкурс был — ого-го! Одного из восьмерых только брали, остальных отсеивали. А уж карманники в метро — это вообще отдельная тема. Правильно я говорю?
Богданов проглотил оставшуюся треть кружки.
— Эй, Антоха, сгоняй еще за пивом, а?
Гущин был только рад. Не потому, что любил быть на побегушках у «дедов». А потому, что за стойкой сейчас возилась, что-то ища на полке, официантка по имени Оля. Ее имя Гущин знал благодаря бейджику. Стройная, в обтягивающей черной футболке, подчеркивающей грудь девушки, Оля уже пару недель не давала Гущину покоя.
— Привет, — он постарался улыбнуться девушке как можно более очаровательно и беззаботно. — Можно нам еще по кружке?
Оля нахмурилась:
— Две или три?
— Вот тому старому хрычу лучше уже не наливать, но поди, убеди его в этом! — Оля на шутку не отреагировала. Гущин мысленно чертыхнулся. — Три. Ну и еще орешков каких-нибудь, хорошо?
— Каких-нибудь — это каких?
— На ваш вкус, Оля, — Гущин снова просиял. — Я вам доверяю.
Оля кивнула, улыбнувшись в ответ. Начало положено, обрадовался Гущин.
Когда он вернулся за столик, уже прилично подвыпившие Богданов и Курилин ударились в пьяные рассуждения.
— Люди всегда боятся других людей, — язык Богданова чуть заплетался. — Это у нас в подкорке, с первобытных времен. А уж в местах большого скопления людей тем более. А метро — это втройне стресс. И потому, что душегубка, куда все забиваются, как кильки в банке. И потому, что такое это место, откуда так просто не выйдешь. Ну и плюс шум… Сто децибел, нехило, а? А в итоге мы имеем что? В итоге мы имеем инструмент разрушения психики людей.
— Хм, — отозвался Гущин.
Богданов рассердился.
— Ты мне тут не хмыкай. Я под землей 15 лет оттарабанил вместе с, вон, Серегой. И всякое повидал. Ты вот знаешь, пацан, что почти две трети москвичей — две трети, твою мать! — в метро себя чувствуют не в своей тарелке? А процентов 20–25 человек вообще никогда сюда не заходят. Почему? Потому что психика разрушается. Не выдерживают люди. Страх иррациональный, мать его. Здесь переплетаются почти все человеческие фобии. Страх замкнутного пространства, страх заразиться, страх попасть под колеса, страх стать жертвой… Метро — это воплощение почти всех наших страхов, парень. Я на своем веку много смертей в метро повидал. Ты вот знал, парень, от чего умирают сами работники метрополитена?
— От того, от чего и все, наверное, — пожал плечами Гущин.
— Базара нет, в основном так. Но есть у них и профессиональная болезнь. Знаешь, какая? Ишемическая, мать твою, болезнь сердца. Человек не относится к тем, кто боится метро. Он тут работает. И все нормально. Но каждый день, незаметно, исподтишка, метро разрушает его сердце — каждый раз, когда человечек спускается под землю. Тик-так, чувачок, тик-так. Тик-так…
Гущин выслушивал нечто подобное целый месяц. С тех пор, как перешагнул порог их ОВД на метрополитене.
Вообще, Гущин не собирался служить в метро. Так карта легла. В полиции Москвы из-за участившихся карманных краж создали особые курсы, которые должны были пройти большинство работавших на «земле» оперов-территориалов. Гущин, тянувший лямку в должности младшего оперуполномоченного, исключением не стал и был направлен на недельное повышение квалификации в школу полиции. Здесь перед ними предстал сухенький усатый мужичок, объявивший, что 30 лет своей жизни он боролся с карманниками — и теперь расскажет и покажет им, как это делать.
— В нашем деле есть свои сложности, — рассказывал преподаватель. — Преступление-то неочевидное. В 99 % случаев потерпевший не подозревает, что уже стал потерпевшим. Чтобы все прошло, как по маслу, мы должны не просто зафиксировать факт преступления. Мы должны поймать карманника за руку, а потом еще и обработать терпилу, чтобы он проверил карманы и согласился написать заявление.
На курсах Гущин узнал, что с каждым годом карманных краж становится в Москве все больше. Город прирастает округами, разрастается, увеличивается количество приезжих. Сухая статистика: на одну зарегистрированную карманную кражу приходится до 70 незарегистрированных. Это значит, что ежегодно в столице жертвами карманников становятся более 700 тысяч человек. Каждый год в Москве расстается с кошельками количество людей, сопоставимое с крупным российским городом.
— Посмотрите на людей в метро глазами карманника, и вы многое увидите, — вещал педагог в погонах. — Москвичи ведь ведут себя так, как будто они спят и видят, чтобы их обокрали. Особенно женщины. Классический вариант: мадам, которая повесила сумку на плечо и думает, что теперь ее вещи в безопасности. Она в этом так уверена, что часто даже молнию не додумывается закрыть! Она считает, что следит за вещами. Ничего глупее быть не может. Каждая такая женщина — ходячая жертва карманника. Вопрос не в том, щипнут ли ее — вопрос в том, когда это будет.
На курсах Гущин выяснил, какие основные типы карманников существуют. Раньше он и не подозревал, что их так много. Простейший карманник — так называемый посадочный вор. Такой работает на остановках: срисовывает, когда люди в ожидании метро или автобуса проверяют кошельки или возятся с телефонами, запоминает, в какие карманы отправляется имущество — и ждет посадки в транспорт. Во время толчеи происходит сам «щипок». Другой распространенный тип — бакланщики, работающие в парах. Один отвлекает внимание жертвы. Второй совершает кражу, прикрывая рывок сумкой или пакетом. А еще есть салонные воры, пинцетники, писаки, трясуны и другие.
Каждый день с 9 утра до 1–2 часов дня слушатели изучали теорию. А потом переодевались в штатское и выдвигались «закреплять результаты» «в поле».
— Запомните обобщенный портрет среднего щипача, — учил их инструктор. — Ему от 20 до 35 лет, иногда больше. Чаще всего худощавый. Одевается неброско, в серое или темное, чтобы ничем не выделяться в толпе. И, конечно, взгляд. Щипач смотрит, не как все. Он следит не за прибывающим транспортом, потому что плевать ему, куда ехать, он никуда не торопится. Он следит за пассажирами. Ищет лоха. Взгляд, как правило, направлен вниз. В руках обычно газета, или пакет, или легкая сумка. Что это, зачем? Правильно, это ширма.
Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 18
